Неточные совпадения
На
сцене певица, блестя обнаженными плечами и бриллиантами, нагибаясь и улыбаясь, собирала с помощью тенора, державшего ее за руку, неловко перелетавшие через рампу букеты и подходила к господину с
рядом по середине блестевших помадой волос, тянувшемуся длинными руками через рампу с какою-то вещью, — и вся публика в партере, как и в ложах, суетилась, тянулась вперед, кричала и хлопала.
Память неуместно, противоречиво выдвинула
сцену взлома дверей хлебного магазина, печника Кубасова; опасаясь, что
рядом с печником встанут такие же фигуры, Клим Иванович «предусмотрительно» подумал...
Лодки, с семействами, стоят
рядами на одном месте или разъезжают по рейду, занимаясь рыбной ловлей, торгуют, не то так перевозят людей с судов на берег и обратно. Все они с навесом, вроде кают. Везде увидишь семейные
сцены: обедают, занимаются рукодельем, или мать кормит грудью ребенка.
Рядом на стенах висели размалеванные картины, характерные для китайского художества по отсутствию в них перспективы и изображающие исторические театральные
сцены, что легко узнать по костюмам, заученным позам актеров и по их раскрашенным физиономиям.
Последовал
ряд бурных домашних
сцен, но справедливость требует сказать, что в этом испытании жена оказалась неизмеримо выше мужа.
Отдельные
сцены производили потрясающее впечатление. Горело десятками лет нажитое добро, горело благосостояние нескольких тысяч семей. И тут же
рядом происходили те комедии, когда люди теряют от паники голову. Так, Харитон Артемьич бегал около своего горевшего дома с кипой газетной бумаги в руках — единственное, что он успел захватить.
Два года спустя тот же критик предположил целый
ряд статей «О комедиях Островского и о их значении в литературе и на «
сцене» («Москв.», 1855 г., № 3), но остановился на первой статье, да и в той выказал более претензий и широких замашек, нежели настоящего дела.
Перед ней прошел целый
ряд маленьких и ничтожных в отдельности
сцен и разговоров, ярко осветившихся теперь одним словом: жених.
Произошел целый
ряд неприятных
сцен и недоразумений; все рушилось кругом, точно случилось по меньшей мере смешение языков.
Марья Николаевна навела лорнетку на
сцену — и Санин принялся глядеть туда же, сидя с нею
рядом, в полутьме ложи, и вдыхая, невольно вдыхая теплоту и благовоние ее роскошного тела и столь же невольно переворачивая в голове своей все, что она ему сказала в течение вечера — особенно в течение последних минут.
Во время первого антракта смотрю со
сцены в дырочку занавеса. Публика — умная в провинции публика — почти уже уселась, как вдруг, стуча костылями и гремя шпорами и медалями, движется, возбуждая общее любопытство, коренастый, могучего вида молодой драгунский унтер-офицер, вольноопределяющийся, и садится во втором
ряду.
Зачем все это и для чего?» — спрашивал он себя, пожимая плечами и тоже выходя чрез коридор и кабинет в залу, где увидал окончательно возмутившую его
сцену: хозяин униженно упрашивал графа остаться на бале хоть несколько еще времени, но тот упорно отказывался и отвечал, что это невозможно, потому что у него дела, и
рядом же с ним стояла мадам Клавская, тоже, как видно, уезжавшая и объяснявшая свой отъезд тем, что она очень устала и что ей не совсем здоровится.
Муза Николаевна тоже чрезвычайно заинтересовалась пьесой, но зато Екатерина Петровна вовсе не обращала никакого внимания на то, что происходило на
сцене, и беспрестанно взглядывала на двери ложи, в которой она сидела одна-одинехонька, и только в четвертом антракте
рядом с нею появился довольно приятной наружности молодой человек.
Возьми четыре-пять главных действующих лиц (статский советник, два убиенные начальника, один начальник карающий и экзекутор, он же и казначей), прибавь к ним, в качестве второстепенных лиц, несколько канцелярских чиновников, курьеров и сторожей, для любовного элемента введи парочку просительниц, скомпонуй
ряд любовных
сцен (между статским советником и начальством, с одной стороны, и начальством и просительницами — с другой), присовокупи несколько упражнений в описательном роде, смочи все это психологическим анализом, поставь в вольный дух и жди, покуда не зарумянится.
Все это
сцены, известные меж теми, что попадали с мякины на хлеб; но
рядом с этим шли и другие, тоже, впрочем, довольно известные
сцены, разыгрываемые оставшимися без хлеба: ночами, по глухим и уединенным улицам города, вдруг ни с того ни с сего начали показываться черти.
Элиза Августовна не проронила ни одной из этих перемен; когда же она, случайно зашедши в комнату Глафиры Львовны во время ее отсутствия и случайно отворив ящик туалета, нашла в нем початую баночку rouge végétal [румян (фр.).], которая лет пятнадцать покоилась
рядом с какой-то глазной примочкой в кладовой, — тогда она воскликнула внутри своей души: «Теперь пора и мне выступить на
сцену!» В тот же вечер, оставшись наедине с Глафирой Львовной, мадам начала рассказывать о том, как одна — разумеется, княгиня — интересовалась одним молодым человеком, как у нее (то есть у Элизы Августовны) сердце изныло, видя, что ангел-княгиня сохнет, страдает; как княгиня, наконец, пала на грудь к ней, как к единственному другу, и живописала ей свои волнения, свои сомнения, прося ее совета; как она разрешила ее сомнения, дала советы; как потом княгиня перестала сохнуть и страдать, напротив, начала толстеть и веселиться.
Мы повиновались. Спуск с колосников шел по винтовой железной лестнице. В зале буря не смолкала. Мы шли по
сцене, прошли к тому месту, где сидела дива. Мы остановились в двух шагах. Худенькая, смуглая, почти некрасивая женщина очень небольшого роста.
Рядом с ее стулом стоял представительный господин во фраке.
Публика первых
рядов косилась на него, но он сидел
рядом со своим другом, весьма уважаемым известным профессором. Все бы шло хорошо, но в антракте они ходили в буфет и прикладывались. Наконец, запели на
сцене...
Первые
ряды кресел занимали знаменитости
сцены и литературы, постоянные посетители Кружка, а по среднему проходу клубочком катился, торопясь на свое место, приземистый Иван Федорович Горбунов, улыбался своим лунообразным, чисто выбритым лицом. Когда он приезжал из Петербурга, из Александринки, всегда проводил вечера в Кружке, а теперь обрадовался увидеть своего друга, с которым они не раз срывали лавры успеха в больших городах провинции — один как чтец, другой как рассказчик и автор
сцен из народного быта.
Она не играла, но на репетициях для нее ставили стул на
сцене, и спектаклей не начинали раньше, пока она не появлялась в первом
ряду, сияя и изумляя всех своим нарядом.
Целая масса несообразностей мучительно шевелилась в голове, вызывая
ряды типичных лиц,
сцен и мыслей.
Дама тоже протянула руку, и ее взгляд повернулся к Урманову, который стоял
рядом немым свидетелем этой
сцены… Он слегка наклонился, и его вежливая сдержанность показалась мне очень изящной и красивой.
Я знал одного человека, очень умного, образованного и в своем роде стоика, который с геройским мужеством переносил от своей жены самые страшные семейные
сцены за привязанность к старому ватному халату; и у этого халата ниже поясницы давно была огромная дыра, обшлага мотались бахромою, углы пол представляли
ряд сметанных на живую нитку лент, или покромок.
Варвара Александровна тотчас же решилась ехать к старухе Ступицыной и, вызвав Мари, обеим им рассказать о низких поступках Хозарова. Нетерпение ее было чрезвычайно сильно: не дожидаясь своего экипажа, она отправилась на извозчике, и даже без человека, а потом вошла без доклада. Странная и совершенно неожиданная для нее
сцена представилась ее глазам: Мари сидела
рядом с офицером, и в самую минуту входа Варвары Александровны уста молодых людей слились в первый поцелуй преступной любви.
Августовская ясная ночь. Площадка клубного сада; по обе стороны деревья, подле них
ряд столбов, на верху которых группы из освещенных фонарей; между столбами протянута проволока с висящими шарообразными белыми фонарями; подле столбов, по обе стороны, садовые скамейки и стулья; в глубине эстрада для музыки; в левом углу
сцены видны из-за деревьев несколько ступеней с перилами, что должно означать вход в здание клуба, полное освещение.
Публика ругала меня беспощадно, как и многих других, и я слышал своими ушами, стоя на
сцене, как потчевали меня в первых
рядах кресел.
В описываемом мною спектакле только первые два или три
ряда кресел приехали в миротворном расположении духа, и то потому только, что они некоторым образом были почтены хозяином; но зато задние
ряды, с первого шагу, начали делать насмешливые замечания. Одни говорили, что, вероятно, на
сцене будут ткать; другие, что Матрена Матвевна станет целоваться с Аполлосом Михайлычем, и, наконец, третьи, будто бы Фани протанцует качучу для легости босиком.
В передних
рядах произошло маленькое волнение, и один из посетителей отправился на
сцену.
Порою фантазия так ярко рисовала ему эти
сцены, что и дорога, и пыль, и серые, однообразно шагающие
ряды солдат переставали для него существовать. Он шел с низко опущенной головой, с неопределенной улыбкой на губах, с расширившимися и потемневшими неподвижными глазами. Несколько верст уходили незаметно, и когда Авилов просыпался от своих грез, перед ним уже расстилалась совершенно новая местность.
Пела какая-то молодая красивая певица, и пела отлично, так что Ашанин был в восторге и мысленно был далек от этой залы, где в задних
рядах тоже бесцеремонно поднимались ноги на спинки чужих кресел, — как вдруг по окончании акта, когда певица, вызванная бурными рукоплесканиями, вышла на
сцену, вместо букетов на
сцену полетели монеты — и большие (в пять долларов), и доллары, и маленькие золотые…
Публика первого
ряда сидит задом к
сцене, потому что она лорнирует кокоток, которые занимают весь второй
ряд.
Так как в этом романе читателям уже не раз приходилось встречать
сцены, относительно которых, при поверхностном на них взгляде, необходимо должно возникнуть предположение, что в разыгрывании их участвуют неведомые силы незримого мира, — тогда как ученым реалистам нашего времени достоверно известно, что нет никакого иного живого мира, кроме того, венцом которого мы имеем честь числить нас самих, — то необходимо сказать, что внезапное появление Бодростиной в вагоне не должно быть относимо к
ряду необъяснимых явлений вроде зеленого платья, кирасирского мундира с разрезанною спинкой; Гордановского секрета разбогатеть, Сннтянинского кольца с соскобленною надписью; болезненного припадка Глафиры и других темных явлений, разъяснение которых остается за автором в недоимке.
Пустая
сцена провинциального театра средней руки. Направо
ряд некрашеных, грубо сколоченных дверей, ведущих в уборные; левый план и глубина
сцены завалены хламом. Посреди
сцены опрокинутый табурет. — Ночь. Темно.
В обеденном зале Бубликовской гостиницы
рядами стояли скамейки, в глубине была сооружена
сцена с занавесом; и надпись на нем: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Густо валила публика, — деревенские, больше молодежь, пограничники-солдаты. Капралов, взволнованный и радостный, распоряжался. Катю он провел в первый
ряд, где уже сидело начальство, — Ханов, Гребенкин, Глухарь, все с женами своими. Но Катя отказалась и села в глубине залы, вместе с Конкордией Дмитриевной. Ей было интересно быть в гуще зрителей.
Рядом с Шекспиром можно было в один сезон видеть решительно все вещи немецкого классического репертуара — от Лессинга до Геббеля. Только в Вене я увидал гетевского"Геца фон Берлихингена" — эту первую более художественную попытку немецкой
сцены в шекспировском театре, сыгравшую такую же роль, как наш"Борис Годунов", также продукт поклонения Пушкина великому Уильяму.
Фредерика Леметра мне привелось видеть несколько позднее. Он уже сошел со
сцены за старостью, но решился для последнего прощания с публикой исполнить
ряд своих"коронных"ролей. И я его видел в"Тридцать лет, или Жизнь игрока" — мелодраме, где у нас Каратыгин и Мочалов восхищали и трогали наших отцов.
У Писемского в зале за столом я нашел такую
сцену: на диване он в халате и — единственный раз, когда я его видел — в состоянии достаточного хмеля.
Рядом, справа и слева, жена и его земляк и сотрудник"Библиотеки"Алексей Антипович Потехин, с которым я уже до того встречался.
Я спускаюсь об руку с Ольгой по лестнице и попадаю в какой-то коридор, снова поднимаюсь на четыре ступеньки и сразу оказываюсь на подмостках большой, совершенно пустой
сцены, оцепленной двумя
рядами стульев. Когда мы появляемся с Ольгой, большая часть стульев уже занята. Полненькая классная дама неутомимо хлопочет.
Все устремляются в дальний конец коридора, следом за Викторией Владимировной Ювен. Там,
рядом с церковной дверью — другая, ведущая на
сцену, соединенную с верхним коридором «черною» лестницею. Вся толпа экзаменующихся теснится несколько минут у этой двери.
Тут только я вспоминаю, что помимо
сцены существует зрительный зал по ту сторону рампы. Поворачиваю туда голову и замираю. Десятки биноклей направлены на
сцену. Оживленный говор, пестрота, нарядов сногсшибательные шляпы с колышущимися на них перьями, подвижные бритые лица актеров и, наконец, первый
ряд, занятый администрацией и «светилами» нашей образцовой
сцены, — все это смешалось в моих глазах.
В первых
рядах начальство, сотрудники газет, администрация, артисты и артистки Образцовой
сцены.
Начался
ряд самых ужасных
сцен, отравлявших жизнь и ей, и ему, и разбивших окончательно ее нервы.
Во время первого же антракта Николеско ушел на
сцену к жене, а Николай Герасимович стал оглядывать в бинокль
ряды лож, наполненных миланскими красавицами.
Шагая в ногу, на
сцену выступили пионеры и пионерки, выстроились в
ряд. За ними вторым
рядом встали комсомольцы. На трибуну поднялся представитель райкома, говорил о пятилетке, о строительстве социализма и приветствовал новые кадры, идущие на подмогу партии.
ГитриЛюсьен (1860–1925) — французский актер и драматург, в течение
ряда лет игравший на
сцене петербургского Михайловского театра.
Стр. 523. БрианцаКарлотта (1867–1930) — итальянская балерина, в течение
ряда сезонов выступавшая на петербургской
сцене.
Совестно мне вслед за рассказом о печальной участи моей героини перенестись тотчас к лицу, погрязшему в омуте бесчестных дел, с клеймом преступника, и между тем довольному своею судьбою, счастливому. Но не так ли на
сцене, где вращается жизнь человечества, стоят
рядом добродетельный человек и злодей, люди с разными оттенками — беленький, черненький и серенький. А роман есть отражение, копия этой жизни. С такою оговоркою приступаю к последнему сказанию о Киноварове-Жучке.
После
ряда домашних
сцен, ею было добыто и согласие родителей, которые вначале отказали было претенденту.
Они сошли со своей почетной
сцены в
ряды государственных крестьян и мещан, и с богатых коней пересели на клячи.
Где, устремив на
сцену взоры
(Чуть могут их сдержать подпоры),
Пришед из ближних, дальных стран,
Шумя, как смутный океан,
Над
рядом ряд, сидят народы;
И движутся, как в бурю лес,
Людьми кипящи переходы,
Всходя до синевы небес.